Вот что по поводу московского кризиса пишет Павел Чиков, руководитель правозащитной группы «Агора»: «Это демарш силовиков. В сговоре, очевидно, оказались руководитель СКР Александр Бастрыкин… генеральный прокурор Юрий Чайка… глава Росгвардии Виктор Золотов и министр внутренних дел Владимир Колокольцев… а также председатель Мосгорсуда Ольга Егорова (без согласования с которой ни один захудалый судья в Москве не примет никакого решения по политическому делу)…»

А вот признаков «вступления в диалог» как не было, так и нет, хотя ответственность за это целиком лежит на властях. Ведь именно их стараниями общество лишено любых механизмов, с помощью которых можно было бы находить хоть какие-то компромиссы. Режим никак не поймет, что он в стране уже не один.

В этом многоголосье складывается общественное мнение. Раньше его почти не было заметно, но теперь так не скажешь. Считаться с ним властям уже приходится, это видно по нынешним коллизиям с московскими обвиняемыми – дело ведь явно не в одной «борьбе башен».

Тут и растерянность священноначалия, которое, конечно, подает сигналы, что недовольно письмом священников в защиту заключенных, но не решается сформулировать это недвусмысленно – а вдруг получится служебный промах? И шельмование коллегами пермской актрисы Дарьи Егоровой, которая после спектакля обратилась к залу с просьбой поддержать преследуемых по «московскому делу». Театральное начальство само записывало видеообращения в защиту Устинова, но тут впало в панику, убоявшись, что Егорова нарушила предполагаемые правила игры.

И видно, как происходит закономерное разделение тех, кто видит в обращенных к начальству просьбах лишь новейший способ к нему подмазаться, и тех, кто действительно требует прекратить произвол.

Впечатляют многочисленные подписи учителей, ломающие образ злобной училки, которая стучит на своих учеников и подделывает избиркомовские протоколы. Как и подписи православных священников (их уже более полутораста), ставящих пастырский долг выше идеологических услуг, которых от них требуют.

Заявления, которые не побоялись подписать тысячи профессионалов, показывают, насколько устали все, кто хоть что-то умеет делать, от замкнувшегося в себе режима, с его запретами, переходящими в буйное помешательство.

Сегодня добавлю, что всплеск «неприятия снизу» опередил все предположения. Причем говорю не о таких «протестующих», как Турчак или Золотов. Они ловят свою рыбку, не больше.

Еще в начале сентября, говоря о предпочтительном для начальства жестком сценарии («разогнать, избить, посадить»), я писал: «Этот сценарий не отменяет упадка системы. Причем никто заранее не знает, как быстро этот упадок будет происходить и какие формы примет неприятие снизу».

Режим перманентно занят тем самым «раскачиванием лодки», которое он так любит приписывать другим. Уступая в отдельных пунктах под давлением низов, система затем инстинктивно бьет по активистам, заставившим ее сделать шаг назад. По этой схеме шли все конфликты последнего времени.

Бывшие сислибы, переквалифицировавшиеся в стилистически передовитых хвалителей системы, обличают ее критиков в тоталитарных замашках и неспособности «вступить в диалог» с верхами. Насчет замашек не знаю, но проявить их как-то не представляется возможности: все без исключения поводы для протестов создаются властями – и они же потом никаких «диалогов» ни с кем не ведут, если не считать таковыми ритуальные телебеседы с собственными марионетками.

Какая бы то ни было правозаконность, подразумевающая, помимо прочего, очищение системы хотя бы от самых одиозных персонажей, возможна только под реальным нажимом снизу.

Трудно представить, что умеренность, локальный триумф которой мы наблюдаем сейчас в устиновской истории, сама собой распространится, например, на не менее липовое дело об «отмывании денег» активистами ФБК Навального или, скажем, на противостояние в Шиесе. О возможности наказания выборных фальсификаторов я и не говорю. Выборы на уровне регионов как раз АП и курировала. Есть ли у нее мотив разбираться в том, что там творилось этажом-двумя ниже?

Ничто не мешает принять это как рабочую гипотезу. Но «башни» заинтересованы только в сохранении баланса сил, в том, чтобы ни одна группировка не могла диктовать остальным свои условия. Это вводит в рамки авантюризм каких-то явно неадекватных клик и позволяет частично исправить учиненные ими «перегибы». Но не более того. В изменении системы, в установлении правопорядка и в наказании хотя бы самых отличившихся «башни» не заинтересованы.

Новейшие зигзаги, включая пересмотр устиновского приговора, Чиков объясняет с помощью теории «борьбы башен» и связывает с противодействием этому «демаршу силовиков», которое «идет со стороны АП (Сергей Кириенко) при поддержке омбудсмена Татьяны Москальковой и как минимум с молчаливого согласия ФСБ».

Насчет начальства. Без сомнений, за нитки дергало оно. Но кто персонально? Наша система сделала все, чтобы избавить себя от той «прозрачности», которую так ценит в подданных. Поэтому здесь одни догадки.

Все поводы для протестов создаются сверху. Власти со своими маневрами и борьбой башен пытаются уклониться от диалога со страной.

Вы скажете, что все упомянутые – маленькие люди, беспомощные винтики, у них детишки плачут от голода, у них ипотека, у них начальство есть.

А если взглянуть на дела, по которым арестовывались Майкл Калви с сотрудниками и Кирилл Серебренников с сотрудниками? Они начинались с того, что в руках обвинителей волшебным образом оказывались экспертные финансовые заключения, из которых вытекала вороватость жертв. Но недавно и там, и там появились совершенно другие экспертные заключения, подводящие к диаметрально противоположным выводам. И как теперь поступят с «экспертами», которые помогали посадить обвиняемых? Да неужели теперь посадят уже их?

Проблема в том, что если уж взяться за то, чего никогда не делали, и начать наказывать фабрикаторов, то список выйдет длинный. Прочие обвиняемые по «московскому делу» прошли через очень похожие процессуальные приключения и уличаются примерно такими же «свидетельскими показаниями». И вовсе не они одни. Счет осужденных по всевозможным делам с политическим подтекстом идет на сотни. А как этих людей можно было осудить, если «за политику» у нас не сажают? Значит, за другое. И это «другое» с неба не валится, его еще создать надо.

Или двухметровый Лягин, который лгал в суде, будто Устинов выкрикивал «лозунги, которые я здесь не рискну произнести». Он же вроде как лжесвидетелем выходит? Его командиры и сегодня продолжают «намекать бойцу, что много работы»?

Или прокурор Светлана Кожекина. Через несколько дней после суда ее начальство из Генпрокуратуры потребовало смягчить приговор. Хотя он и так был заметно либеральнее, чем запрашивала Кожекина. Она что, бросила вызов собственному руководству? И ей ничего за это не будет?

Вот Алексей Криворучко, опытнейший работник, который судил еще покойного Сергея Магнитского. Его же не пытали? Я имею в виду судью. Почему ему опять изменило чутье? И неужели человеку с такими навыками позволят продолжить свои труды? Говорю даже не об обвинении в вынесении заведомо неправосудного приговора, а только об изгнании с работы.

Понятно, что формальные участники процесса – лишь исполнители. Но все же.

Процесс был разыгран как финал-апофеоз: с красочными показаниями Лягина и еще двоих росгвардейцев, с прокурорским требованием шестилетнего срока и с небольшой заминкой – судья Криворучко, видимо, не вполне уверенный в ситуации, отложил решение на три дня. Но проблемы вроде бы утрясли, приговор явно случайной жертве был оглашен. И вот как быстро все перевернулось.

Устиновское дело широко и целенаправленно раскручивали с первых же дней после ареста «виновника». «Российская газета» дважды – 5 августаи 12 августа – рассказывала о страданиях мнимой устиновской жертвы, старшего сержанта Александра Лягина, который, не щадя своего здоровья, обезвредил «так называемого бригадира – профессионального провокатора, подстрекавшего толпу на уличные беспорядки». Государственная газета заливалась соловьем: «Глядя на этого двухметрового, накачанного русоволосого парня, понимаешь, что ему неловко рассказывать о каких-то своих болячках. Ну подумаешь – вывих плеча… Его командиры, справившись о здоровье, прозрачно намекнули бойцу, что уже ждут его в подразделении. Много работы…»

До сих пор ничего похожего у нас не видывали. Однако начну с банального.

Оно и дало старт нынешней волне протестов, принципиально более широкой по составу участников и обращенной не только в защиту Устинова и даже не только в поддержку жертв «московского дела», но вообще против политических репрессий.

Голунов, как и Устинов, был ни в чем не виновен даже с ультраказенной точки зрения. В его защиту объединились и лоялисты, и оппозиционеры, но в первую очередь – коллеги по журналистской профессии из обеих этих групп. После чего сверху был подан милостивый сигнал. А сразу же вслед за этим счастливым финалом власти решили преподать гражданам урок, чтобы не вздумали зазнаваться, – и раскрутили московский кризис, одним из множества ответвлений которого стало безумное устиновское дело.

Павел Устинов, видимо, спасен. Сценарий лишь на первый взгляд похож на тот, по которому три с половиной месяца назад спасли Ивана Голунова. За этот короткий отрезок времени общество стало другим.

Общественное мнение звучит все громче – но руководящий класс с ним так и не научился считаться.

Сергей Шелин