Владимир Пермяков, исполнитель роли Лени Голубкова: «Народные артисты, они всегда переигрывают. У них искусственные мужики получаются. Полумужик, полуинтеллектуал. А у меня такой, реальный мужик из народа. Такой шукшинский персонаж».
Тот самый Леня Голубков вновь появится на экранах. И это не просто так. Мода на 90-е возвращает 30-летних в детство. Маркетологи, кажется, лучше всех разобрались, что надо делать с багажом перестройки. Продавать!
Часы Montana, леопардовые лосины, яркие мастерки — все это уже на зумерах. Даже те самые шапки-петушки, от которых мы недавно шарахались, как от чумы, снова в тренде. А продажи «формовок» и «боярок» подскочили в этом году на 200 процентов.
Одним из винтиков в этой машине времени оказались песни. Кто бы сказал еще пять лет назад, что самой высокооплачиваемой певицей 2025 года станет Надежда Кадышева? 25 миллионов рублей за 40 минутное выступление. Вновь популярна Катя Лель, Татьяна Буланова, «Мираж». Молодым снова хочется любви и искренности, как на дискотеке 90-х, а не культа денег и потребления, который транслируют звезды сегодня.
Анастасия Зверева, психолог: «Молодежь ищет смыслы, ищет самоидентификацию, стремится к своим корням и ищет информационного детокса».
На этом и сыграли предприниматели из Екатеринбурга. За три года работы заведение в стиле 90-х стало культурным феноменом. Бар с коврами на полу и стенах основан на реальных событиях. Воспоминания из последнего десятилетия прошлого века тут разложены по полочкам. А тусовки собирают не только свидетелей той эпохи.
Дарья Кузина, директор бара в стиле 90-х: «И как оказалось, что даже зумерам эта история очень сильно интересна. Они прямо обожают музыку, обожают светильники, обожают ковры».
Жвачки со вкладышами, тетрис, пейджеры, малиновые пиджаки, видеокассеты, плакаты со звездами боевиков — сейчас востребована ностальгия бытовая, неполитическая. По всей стране открываются музеи быта 90-х годов.
Александр Попов, директор музей 90-х: «Приходят 35-летние, 40-летние родители со своими детьми, и они показывают своим детям, говорят: смотрите, как это было. И смотрите, кстати, мы прекрасно жили без мобильных телефонов, без планшетов, без всего. И дети говорят: а что же вы делали? Мы как будто бы раскрываем жизнь с какой-то другой стороны, особенно для детей».
Маркетологи старательно обходят стороной темные стороны 90‑х — ведь негатив продать почти нереально. Такова человеческая природа: в памяти оседает в основном хорошее, а плохое словно стирается.
Андрей Ковалёв, бизнесмен: «Люди уже забыли полуголодное существование в девяностые. А помнят только хорошее».
Когда вместо зарплаты выдавали продукцию, спасал только бартер. Чтобы выжить, шли обменивать табуретки и подшипники на дешевые и вредные «„ножки Буша“. Еще одним символом того времени стали челноки». Россия девяностых была страной торговых палаток, где в любое время года и суток можно было купить западный шоколадный батончик, чтобы продержаться на нем неделю. Кризисы и дефолты стирали в пыль последние накопления
Ларьки (киоски, лавки, лабазы, палатки, будки, павильоны — в разных городах их звали по-своему) заполонила эротическая пресса. На смену периоду с лозунгом «У нас секса нет» пришла эпоха, в которой «Интердевочки» обрели статус культурных икон, а их вид деятельности стал приносить доход выше обычной зарплаты. «Братки» в то время были для многих уважаемыми людьми, а воровские понятия — выше моральных норм и религии. В Екатеринбурге действовали бригады: «Уралмаш», «Центровые», «Синие» и «афганцы». Между ними велась настоящая война. Территории делились не по районам, а по интересам и сферам влияния. Бандиты буквально держали в заложниках весь город. «Получалово» — это, наверное, самое безобидное явление по тем временам — когда данью обложили всех коммерсантов за «крышу». Стиль группировок тех лет: косить врагов под корень, убивать чудовищно, дерзко и нагло — чтобы у всех ноги подгибались. В Екатеринбурге 90-х вводили чрезвычайное положение, в городе был ОМОН на броневиках с автоматами. В Москве еще даже не могли представить, как это стрелять по Белому дому, а в Свердловской области уже во всю долбили здание правительства из гранатомета.
Если в 90-х в Екатеринбурге вас отправляли на Широкую речку — это даже хуже, чем угроза. На Широкореченском кладбище появилась целая аллея могил криминальных авторитетов. Годы смерти почти всегда — 1993–1995. Взгляд на недолгий век бандита отрезвляет от блатной романтики 90-х.
Анастасия Зверева, психолог: «И надо об этом говорить, чтобы дети не жили в информационном вакууме. Какой-то идеальной картинки по 90-м нет. Как есть, так и есть. Это наша история. Зачем от нее открещиваться?»
Однако на фоне всего этого ужаса у детей 90-х было свое счастье. Ведь тогда в Россию ворвалась новая реальность, в том числе виртуальная. Пока на улицах шли разборки криминальных авторитетов, в подвалах были совсем другие перестрелки. Малолетние шалопаи называли такие места «игровухой», или проще «компы». Компьютерные клубы 90-х, несмотря на развлечения, были довольно суровым местом, но с особой атмосферой: запах нагретого железа вперемешку с табачным дымом и потом. Здесь прогуливали школу любители пострелять в «контру» по локальной сети.
Павел Алёхин, управляющий игрового ретро-клуба: «Раньше там возле компьютерных клубов могли и деньги отобрать, и все на свете».
90-е — это последнее десятилетие без тотального интернета. Роль социальных сетей тогда выполняли гаражи, теплотрассы и дворы с футбольной коробкой, где толпой скидывались на общую бутылку воды. Поколение лихих времен, можно смело назвать последним аналоговым. Они прошли школу 90-х и остались последними носителями настоящего, а не виртуального. Может быть, поэтому сегодняшняя молодежь так тянется к коврам, жвачкам по рублю и песням звезд недалекого прошлого?
Комментарии 0